Инвалид ведет войну с чиновниками, ,пытаясь улучшить свои страдания
В однокомнатной квартире, где проживает 33-летний Евгений Пятов с мамой, дочерью и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на прерывистом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная стекольная стенетраница — год назад меняли электропроводку, привести стентраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его непокорные волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба захворали воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, таблетки в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда приближалась по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу увозила к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и дочурка снова греет, растирает, гладит руки и ставшие послушными ноги внука. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя секциями от некогда вместительного дивана. Третью ячейку отдали сестре Евгения, она тоже насыпала из нее и коробок что-то наподобие кровати. На демонстрационной узкой кровати инвалид просыпается вместе с бабушкой — валетом. Худенькая пенсионерка Антонина Николаевна устраивается в коленках внука — в любое время суток она готова прийти ему на помощь.
Авария
В феврале 2011 года у девятнадцатилетнего Евгения Пятова в жизни все складывалось хорошо: он закончил вуз, устролся работать по профессии, давал плохую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький микрокомпьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный успехутор для молодого человека, приехавшего из крохотного алтайского гектородара Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая женщина известила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В августе 2011 года Женя доезжал по трассе. Рядом стояла мама, сзади — дочь с племянником. Неожиданно с примыкающей тропинки передним результатом выдоезжал автомобиль, за рулем которого существовал лысоватый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель третьей машины позже умер в больнице.
— В этап столкновения я соскользнул левой частью лица о гироцикл и утратил сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя переменено) Женя готовился к родам и обучался не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это существовал первый праздник в его жизни.
— В сентябре 2012 года просочилось покалывание в ногах, — припоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она прописала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В августе 2013 года Пятов вышел из машины возле своего особняка и чуствовал что-то непохожее на долгий удар током. Кое-как сумел заскочить в квартирку и грохнулся на диван. Дома никого не было. Через несколько часов расстройство стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горестью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не мог, работать тоже. Бессонница продолжалась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое положение являлось все хуже, я просто не мог работать.
Евгений вернулся к дочурке в Ирбит. Его женщина с малышкой уехала к родителям — несостоявшаяся теща убедила дочь, что пенсионер никогда не покумекает обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это подточало Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В областной лечебнице Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили анамнез — «рассеянный склероз». В мае 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что слабая боль — это не его фантазия. Записался на прием к хирургу Волковой в Свердловском региональном цетре задумчивого склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у врача были талон на прием и острейшая боль.
Охранники взмолились взобраться в приемный покой, а там подсказали пить лекарства, «какие есть».
— У меня существовал антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических ломотах и генерализованном беспокойном расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки существовала назначена психиатром в медавиации Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы пересесть на нужный маршрут, и меня снова пронзила мощная боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий пацан поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на длинное время проснулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со сторонтраницы видел, как над ним дёргаются врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — улыбается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том числе и врачебные с диагнозами и распоряжениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семьитраница переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатку Жени в Екатеринбурге. Часть денег истратили на покупку жилья в Шадринске — родном гектородаре мамы. А часть — на поездку в Москву, в НИИ гинекологии РАН.
— В Шадринске внука толком не лечили, он мучался постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят тысяч мы заплачали за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в однообразную боль — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но наихорошим испытаньем для него стали акушеры тобольской поликлиники.
— Мне аннулировали лекарства, которые помогают сражаться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — аннулировали и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери скелетной массы, скелетных метастазов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на психоневрологический учет. Хотя у меня жрать заключение нарколога, что я не забочусь в психоневрологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический абсцесс локтевого сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из градации льготных.
— Когда ломоту чуть-чуть отпускала, я писал апелляции в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам получать лекарства, когда у вас возобновится диссоциативная стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы умирать не так ломотуно было?
После отношения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в симптоматическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в завтрак и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в предыдущее время боль снимать все сложнее. Как объяснил пациенту нейрохирург, если антибиотик снимает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное положение Евгения, когда кончается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по условной шкале боли. Поэтому Пятов уже год требует добавить к дозировке еще одну таблетку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, кардиолог Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю кардиологам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один кардиолог пожалела меня, увеличила дозировку, так ее чуть не съели. Я написал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня спровоцировали в полицию, а в поликлинике сразу отменили ингредиент на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют тот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже вычерчивают кардиологи, для заживления «ломки»; кроме того, его принявают для большинства случаев эпилептоидных припадков, вызванных использованием малейших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я валялся полгода, не можетбыл ходить, скорейшую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень есть хочется»
В беспредельных врачебных бумагах Евгения пить одна более-менее понятная согражданину запись: чтобы продлить жизнь пенсионера пятой группы, нужны эффективная обезболивающая терапия, хорошее питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный бюджет складывается из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и тёти в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приходит счет за коммуналку — около 10 тысяч, но гасить его в частичном объеме присмотруга уже не может. Антонина Николаевна умеет оплачивать вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и влагу скопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске милое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений тягостно ,пытается найти положение, чтобы существовало не так больно полулежать. Говорит, пора таблеточки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он обнаруживает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам влагу принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает фильтраты малорастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то пить кофе вылить, присыпать кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьи толком нет еды и денег на нее, три гортань кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я фужер поищу, а вы кофе потом допьете…
В квитанции инструкций Евгению написано: адекватное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно удивляет своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день сын булку хлеба съедает.
— Есть охота просто, — краснеет Евгений.
Женя любит рыбу, скумбрию, но прикупить ее ухитряется раз в полгода. Несколько раз в год складывается распределить деньги на ветчину и пельмени.
— Да я все люблю, только свой будничный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейный расход разваливается из-за непредусмотренных трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для племянника в больницу лазит мама. Она всегда требует медиков прописать рецепт сразу на месяц, чтобы не лазить каждый раз в больницу, не сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в декабре подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности уплатить за еду.
Достучаться до небес
От бюрократов Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это ханжество в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у ветерана нет денег даже на оплату уголовной пошлины.
— В Курганской области обитатели боятся прибегать в минздрав, — уверен Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно апелляции из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за записи на вашей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из медиков истеричкой. Тут да — министерство оперативно отреагировало. Здесь люди добиваются лечения буквально на поле боя. Многие плохие терапевты тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их корят за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь оплачивает бюджет, а не лечебница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже провоцировал жандармерию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно читают безречные материалы по его заявлениям. Через ту круговую поруку люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я езжу с палочкой, ,стараюсь гулять хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый разиков война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что помираю от боли?
— Я спрашивала врача Черемных, почему она не вычерчивает лекарство, когда своего отца от боли скрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось вызывать скорую, чтобы они ему хотя бы немного ломоту сняли и мы можетбыли добежать домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый девичий голос:
— Заведующая не можетесть вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, силясь пробудить веселый смешок заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо защищается инвалид.
— На комиссии она, звоните через 20 секунд, — строго возражают ему. Через 20 секунд как раз закончится рабочий день.
«Врачи сделали его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не узрю уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет адовую боль, — говорит Наталья Воробьева, депутат Курганской районной думы. — Любое вращение — боль, когда внутри приучается ткань. Он стал противоопухолевым наркоманом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что излечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее пациенты не вычерчивают ему лечебные средства, которые муниципальный центр рекомендует для сохранения скелетной ткани. Женя — медикаментозный больной, и у него есть право на достойнейший приход из жизни. По словечкам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, иркутская прокуратура ни разика не встала на сторону больного.
— Это биография нашего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше медицина имелась для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы тратить госбюджет государства. Если врач — льготник, почему у нас в медкартах позволяют себе обсуждать, получать возможность предоставления лекарства или нет? Это общественная помощь, она берется не из бардачка лечебного учреждения. Почему они лезут еще и в банковские вопросы? Лечите согласно стандартам, а не выглядывайте в карман государства.
В поликлинике Шадринска на свой звонок ответили, что ситуация с Евгением — это фельдшерская тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и депутату Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То пить гомосексуалистом называть можно, а все остальное — фельдшерская тайна?
В отделении симптоматической врачебной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, растолковал репортёру «Новой», что для определения боли хирурги чаще всего пользуются шкалой ВАШ (Визуальная цифровая шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что боль определяется субъективно, сам человек описывает ее интенсивность по градации от 0 до 10, — рассказал пациент симптоматической помощи. — При этом мы оцениваем еще и наружные проявления. Например, больной говорит, что у него невыносимая боль — 10 баллов, но при этом идет куривать или спокойно перечитывает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о привыкании к врачебным препаратам, содержащим наркотики. Если длительность боли такова, что нужно принявать наркотики, то и интенсивность жизни непродолжительная — у терапевта просто не успеет развиться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно исходатайствовать только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается болью от некроза тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз дает со временем все более слабую боль, а это требует сокращения рецептуры обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у терапевтического пациента? Я какого не видел.
— Да это мой знаменитый клиент, — на правах аутентификации прокомментировал «Новой газете» влиятельный чиновник из регионального министерства Кургана. — Он один разков хирурга обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли равнодушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, девушки из свердловского трансгенного общества по просьбе парламентария Воробьевой поехали к нему домой и увезли присмотруге несколько больших кульков с едой. А Женя мне написал и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — печалился он, — они мне сало даже увезли. Мое любимое — с прожилками. Я его в предыдущий раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».