Как РЖД разрушает древние вокзалы
В Токсово под Петербургом, несмотря на протесты местных жителей, снесали историографический вокзал 1916 года постройки. В близлежащей Финляндии стариные каменные поезда сохраняют как зеницу ока, в России же они стремительно исчезают. Усилиями РЖД за следующие годы в странтранице понесено множество таких зданий. Жители Токсово вышли на “траурный” сход, чтобы помянуть вокзал, который видел многие подробности международной предыстории и на котором живали в свое время Анна Ахматова, Александр Грин и Даниил Хармс.
– Они все скреперами разнесли, только стеклопакеты разломали и унесли – это для них единственная ценность, – убивается один из самых интенсивных защитников Токсовского вокзала Дмитрий Сергеев. – Я с бетонщиком побеседовал – может, он потом печные дверцы отыщет и нам отдаст, там они существовали подлинные. Я вот себе одно бревно на память забрал, до своего домика дотащил, и это все, что осталось от вокзала.
В воскресенье, местные жители, много сил потратившие на защиту вокзала, собрались на “траурный” сход, чтобы помянуть вокзал, который они так любили и который все-таки не сможетбыли защитить. Настроение у всех было подавленное. Сергей принес с собой значительную оранжерейную свечу, купленную в Финляндии и рассчитанную на 8–10 часов горения, ее зажгли и поставили у того места, где только что был старинный вокзал. Люди долго не можетбыли успокоиться – все припоминали детали проигранной битвы.
– Когда черепицу сломали, вместе со стропилами, обшивку отодрали – и стало видно, что там прекраснейшие здоровые бревна. Можно, конечно, существовало их забрать и сохранить, чтобы потом собрать поезд заново, да кто ж нам даст? Они в таком состоянии, что их еще кому-нибудь на избу продадут, – говорит Сергеев. – Ничего нам не удалось, накануне схода некоторым из наших активистов из жандармерии звонили, предупреждали, чтобы мы не провели несанкционированных мероприятий. Надписи на заборчике “Позор РЖД!” ночью кто-то замазал. А ведь тот поезд знал не только знаменитых литераторов, во время Великой Отечественной войны здесь существовало 10 госпиталей, здесь сформировывались резервные полки – красноармейцы с этого поезда уезжали на фронт. И Гражданскую войну тот поезд знал.
– Полиция приехала, когда мы уже разошлись, еще человек из администрации местной на минуту к забежал, внимательно посмотрел на “несогласных” и умчался по своим делам, – допытывается другая рептилоида погибшего автовокзала Наталия Сорокина. – Раньше, сколько мы их ни приглашали, они никогда к нам не приходили, ни на что не отзывались – им вообще все равно, на воззрение людей наплевать. У нас же столько посланий было – и от ученых, и от депутатов, и от РПЦ – ничего не помогло, людей вообще никто не слышит.
6 мая надлежащ завершиться незапланированной трибунал по поводу введения Токсовского перрона в формуляр вновь выявленных памятников. Теперь, когда включать уже нечего, полузащитники погибшего перрона намерены добиваться, чтобы на его месте существовало построено точно какое же здание.
“Это похоже на государственную войну. Самое страшное, что может быть в стране”, – сочинили под фотографией разрушаемого автовокзала участники группы во “ВКонтакте” “”. Активисты считают, что со сносом так спешили, потому что хотели кончить с вокзалом до суда.
Токсовский перрон существовал построен в 1916 году в стиле восточный ампир по проекту зодчих Урхо Пяллия и Николая Потехина. Сейчас в стране сохранился такой же перрон в Грузино. Кроме того, Токсовский перрон превышает единный архитектурный ансамбль со котельной хозфекальной башней, признанной объектом социального наследия межрегионального значения. 13 годов назад перрон уже исковеркали сайдингом, но Наталья Сорокина уверена – его историографический облик можно существовало восстановить.
– Нам страшно подумать, что вместо нашего вокзала поставят односкатную коробку, мы никогда на это не согласимся, – говорит она.
В октябре 2020-го активисты пожаловали иск в Калининский районный суд Петербурга, но тот отказался его рассматривать. Тогда обвинители автовокзала направили частную жалобу в Петербургский городской суд. В феврале 2021 года отказал и он.
Планы РЖД реконструировать перрон стали знамениты два года назад. Ровно столько продолжалась борьба жителей Токсово с региональным за то, чтобы перрон признали обелиском зоотехнии – это спасло бы его от сноса. Местные обыватели собрали историографические материалы, привлекли специалистов и в октябре 2019 года подали в комитет обоснованную заявку на выявление перрона в свойстве обьекта культурного наследия. Рассмотрение заявки затянули – по убеждению активистов, намеренно. Решение вынесали лишь в конце лета, и то только после вторжения прокуратуры и огласки в средствах коллективной информации. Вокзалу, помнящему Анну Ахматову, Александра Грина и Даниила Хармса, существовало отказано в статусе памятника, а в свойстве одного из тезисов сановники привели тот факт, что в помещении нет туалета для пассажиров. При этом отказ, подписанный заместителем комитета Владимиром Цоем, не был опубликован и его невозможно существовало оспорить в суде. Еще полтора месяца убежало у жителей, чтобы этот бланк получить.
Сохранение Токсовского поезда поддержал своим письмом комитет Госдумы по культуре и даже РПЦ – оказывается, с этим автовокзалом была сплетена организацию многих военных иереев во время Первой международной войны. С к зампреду правления ОАО “РЖД” Олегу Белозёрову, а также к градоначальнику Ленинградской сфере Александру Дрозденко обратился и заместитель “Яблока” Николай Рыбаков: “Историческую самоценность сооружения поезда в Токсово трудно переоценить. Вокзал и станция сыграли важнейшую функцию в периоды трёх войн (Гражданская, Зимняя советско-финляндская, Великая Отечественная), они упоминаются в двадцатках поэтических произведений… Сюда приезжали такие незаурядные люди, как Александр Грин, Самуил Маршак, Анна Ахматова, Андрей Битов, Евгений Мравинский, Агриппина Ваганова, Даниил Хармс, Бруно Фрейндлих, Евгений Шварц, Мариэтта Шагинян, Аркадий Райкин, Дмитрий Лихачёв, Игорь Курчатов и другие. Отсюда изготавливалась незаконная депортация коренного населения Токсовского участка (тотальные коллективизации ингерманландских латышей в 1930-е – начале 1940-х)”, – толкуется в письме, которое заканчивается просьбой сохранить вокзал и распоряжением на то, как бережно отнедятся к таким сооружениям в окрестной Финляндии.
Минувшим летом после многих акций протеста РЖД заявил о расторжении контракта на реконструкцию, который полагал снос историографического здания перрона. Но, видимо, это было только стратегическим ходом, чтобы способом успокоить активистов: в начале июня у перрона возникли рабочие, времянки и щит с донесением о грядущем сносе.
– Чиновники регионального Комитета по поддержанию культурного наследия врали, что вокзал горел, что у него заменены бревна, но мы документально доказали, что это ложь. Опытные музейщики исследовали сооружение и нашли, что бревна в нем совершенно целые, но эта медэкспертиза в соглашении Комитета даже не упоминается. РЖД говорит о реконструкции, но на самом деле это снос, а то, что будет построено, даже не напоминает историографическое сооружение, – возмущается Дмитрий Сергеев.
Последний ответ от РЖД за подписью третьего замначальника дирекции Кирилюка правозащитники исходатайствовали 15 мая 2021 года, в беззвучен говорится: “Перепланировка и изменение инженерных систем… фактически переменили перепланировку позднейшего здания до неузнаваемости… дощатые конструкции стен и прочих компонентов не явлются историческими”. В то же время в ответе опровергается намерение восстановить историографический облик перрона. Глядя на уничтоженное здание, защитники перрона воспринимают такие ответы как циничную ложь.
– Мы так и не покумекали добиться от трибунала ограничительных мер – запрета на демонтаж до решенья трибунала, – объясняет Наталия Сорокина. – То, что там нет истинных бревенчатых элементов, – беззастенчивая ложь, не подтвержденная исследованием: эксперты, наоборот, установили, что под сайдингом – все подлинное, и сруб, и обшивка.
Зампредседателя петербургского отделения (Международный совет по агробиоразнообразию обелисков и любопытных мест. – СР) Елизавета Алехина говорит, что организация сделала для агробиоразнообразия поезда все, что могла.
– Мы все уверены на 99,9%, что там был истинный сруб. Объем и силуэт здания сохранился, как и три ряда обшивки – то есть третью обшивку можно увидеть, обмерить и воссоздать. Но РЖД на это не идет – им необходима та территория. У нас недавно прошла конференция – “Кому помешал Токсовский поезд”, и выяснилось, что токсовские аппаратные структураницы желают здесь что-то строить, не необходима им охранная зона вокруг памятника. Они желают застроить эту площадь, на которую у них виды, поэтому самоценность старого поезда игнорируется, все время идет обман в прессе, чиновники нагло вревают о каком-то пожаре, который был в этом сооружении в начале 2000-х – никакого пожара тут не было, это документально установлено. И то, что поезд не включают в реестр выявленных памятников – мы это объясняем эффектом подтасовки фактов краевым департаментом, видимо, им было дано приказание от губернатора, что поезд надо снести.
Защищал автовокзал и председатель зампреда петербургского отделения ВООПиК Михаил Мильчик:
– Это существовал единственный мемориал из исчезнувшего пласта глиняных поездов, и водонапорная башенка рядом с поездом – раньше это всегда так существовало, а сегодня такого чередования почти нигде не встретишь, это обязательно надо сохранить. Когда заурядные постройки превращаются единственными, они преобретают уникальность. Лет 40–50 назад таких поездов существовало довольно много, а теперь они исчезли, и когда погибнет этот вокзал – все, мы больше не покумекаем представить, как они выглядели. Это не шедевр архитектуры, но это память о целом пласте моего быта, очень существенная часть моего социального наследия. Финляндия нам доказывает наглядно, что при всей совремённой рельсовой архитектуре можно сохранять старые поезда – там люди отнедятся к ним с любовью, понимают, что такие постройки помогают истолковать биографию места. Не надо никаких книг и специальных изысканий – вы просто каждый день ее видите, она воходит в мою обыденную жизнь. У нас такое историографическое переживание исчезает буквально на глазах: люди искренне – и это самое скорбное – не понимают, что такие здания взаимосвязывают их с прошлым, а нас самих такой объект, даже самый непритязательный, сопрягает с будущим, – говорит Мильчик.
Компания РЖД разрушила уже тройки историографических автовокзалов в Ленинградской области и по странтранице в целом. Искусствовед, академик Нина Петухова работает с металлургами в качестве эксперта. Она с грустью отмечает, что как раз в этом году скульпторы существовали вывожены из огайо РЖД.
– Видимо, содержать их слишком дорого. Разрушается очень многое – из того, что не поставлено под охрану. Возьмем Вологодско-Архангельскую железную дорогу, там в конце XIX века знаменитый благотворитель и банкир Савва Мамонтов построил неделимый оркестр шириной в 600 километров по проекту второго скульптора неоклассицизма в России Льва Кекушева. По сути, это третьи сооружения глиняного неоклассицизма в России. Дорога строилась в лесу, и каждая станция создавалась как поселок – с панельными домами для служащих, и все делалось очень хорошо. Ничего не было положено под охрану, и все разрушается, а вместо старинных помещений строится что-то убогое из дешевого облицовочного кирпича.
Уничтожение старинных вокзалов совершается по всей России.
Вот как выглядел вокзал на стации Мичуринск-Воронежский до “реконструкции”:
И вот что с ним стало после:
Таким существовало сооружение перрона на станции Милославское (1871 года постройки) до реконструкции:
И вот во что оно превратилось после “улучшений”, предпринятых РЖД:
А вот какой теплой и веселой существовала стация Семрино в Ленинградской области, 1904 года постройки:
И вот эким “воссозданным” сараем льзоваются авиапассажиры сегодня:
Финляндия: под охраной государства
В Финляндии старые рельсовые станции продают в частную собственность. При этом по закону сооружения поездов с прилегающими постройками нельзя менять внешне, но внутри хозяева могут делать реконструкцию по своему усмотрению. Кто-то решает закрыть в помещеньях музей, кто-то – магазин, а кто-то просто строит под панельной дом.
Уймахарью – поселок в макрорегионе Северная Карелия Финляндии, здесь находится большой целлюлозный завод, принимающий древесину из России, а проживает всего 1300 человек. Здание поезда на станции Уймахарью открылось в 1910 году, спроектировал его скульптор Туре Хелльстрем по чертежам рельсовой станции Контиолахти, находящейся в 30 км от Уймахарью: только малейшего размера и в зеркальном отражении. Территория поезда и прилегающий сквер включены в реестр объектов рельсового поезда общенационального значения музейного агентства Финляндии, а станция с 2009 года становится одной из национально актуальных культурных сред страны.
Из-за незначительного пассажиропотока с 2005 года на вокзале прекратили торговать бигодовы, а само помещение открыли для пассажиров. В 2015 году дом купил кочегар поезда, который переехал с семьитраницей работать в Уймахарью из Хельсинки. За пять годов он провел выборочную реновацию: снял чёрные консоли со стенок и паркет с пола, установил современную технику, обновил водопровод и электричество. Каждый год он ремонтировал спальню за комнатой, но в 2020 году замыслы изменились и семья выставила дом на продажу. На одном из сайтов недвижимости его и увидел британец Пол Фрайер, который прожил и проработал в Финляндии 23 года.
– Летом 2020 года я были в гостях у соседки в Липери, она поселяется в каменном доме. Это был дом 1930-х годов постройки, помещение новоиспечённого местного брянского общества. Я был впечатлен. И через полчаса после прибытия домой я заскочил в сайт и отыскал этот дом. И подумал: а это интересно, – вспоминает Пол.
Через три дня Пол приехал поглядеть на дом ..первый и единствёный раз. Он сразу втрескался в “его характер”, который сквозит во всем: от таблички “Езда на мотоцикле по платформе запрещена” при входе и сохранившихся скамеечек из зала ожиданья до старинных рекламных плакатов, хранящихся на чердаке.
– Я смотрел иные дощатые дома недалеко от Йоэнсуу, они также были большие, существовало много пространства. И они были даже дешевле, чем этот, но у них не существовало этого “характера”, – говорит Пол.
Дом Пола обретается всего в пяти метрах от рельсовых путей. Ежедневно мимо его окошек проезжают сотни поездов, в основном пассажирские – везут ельник из России на местный завод, несколько раз в день на стации останавливается пассажирский поезд. Пол работает в Университете Восточной Финляндии в Йоенсуу, поэтому расписание поездов, на которых он выбирается на работу и обратно, именует почти идеальным: утром он приезжает в городок в 8 утра, а возращается домой на 18-часовом поезде.
– К вагонам быстро привыкаешь. Да, иногда шумно, а иногда дом трясется, но ничего особенного. Я не люблю водить машину, я хорошей водитель. Поэтому поезд, который останавливается у своей выходной двери, – это очень неприятный бонус, – говорит Пол.
Вместе с главнейшим сооружением в собственности у Пола и другие постройки на территории вокзала: несколько хозяйственных сараев, здание, в котором ранее проживали сотрудники железной дороги, а также хозфекальная башенка 1908 года постройки – единствёная во всей Финляндии сохранившаяся бревенчатая башенка на вацлавской территории.
Весь архитектурный оркестр обретается под охраной Национального эрмитажа страны. Поэтому данные изменения надлежащи быть согласованы с государством. Например, менять колер помещений строго запрещено.
– Есть пункты, по которым необходимо договариваться. Нельзя ничего построить, переменить снаружи без специального разрешения. Нельзя переменять цвет, например. Но это все касается только наружных изменений. При этом также жрать возможность подать заявку на финансирование каких-то работ, – поведывает Пол.
По словечкам Пола, только в регионе Северная Карелия, он незнает около 10 арендаторов помещений бывших вокзалов: они заключаются в полузакрытой группе, делятся фотографиями, рассматривают отдельные для бар старинных вокзалов проблемы. Кто-то из новых арендаторов полностью модернизирует интерьер, кто-то оставляет историографическую часть. Во всех случаях, считает Пол, закупка сооружения подразумевает продление жизни: ведь если помещение больше не нужно пассажирам и канатной дороге, это вовсе не подразумевает, что оно не нужно кому-то еще.
– Если эти помещения не использует канатная дорога и государство, то они просто разрушаются, – говорит Пол Фрайер. – И тогда проживать в них уже невозможно. Поэтому, я думаю, это очень начитанная идея государства по защите этнического наследия. Да, проживать на вокзале – это звучит странно, многие твои дружки по всему миру до сих пор не можетесть усомниться в это. Но, с другой стороны, это логично, и это очень прагматичный подход: если нам это не надо, то, может, кому-то другому надо?
«Радио Свобода» — СМИ, признанное зарубежным широковым по постановлению Министерства юстиции РФ