Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец новоиспечённого командира ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого дознание подозревает в крупной взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в резолюции о дивидендах и имуществе, которую г-н Сафонов как юридическое лицо довольно низкого чина подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти резолюции, если мало-мальски приближенного к реальности восприятия об уровне процветания чиновников, правоохранителей и парламентариев они не дают?
Об этом мы побеседовали с аналитиком в сфере сопротивления коррупции, доктором Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство просит от нижайших должностных лиц, госслужащих и милиционеров начиная с определенных должностей ежегодно подають подробнейшие сообщения о платёжном доходе, его источниках, ликвидных бумагах, конвертах акций и долях в уставном капитале различных корпораций и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в субаренде или бесплатном пользовании), а также о автотранспортных средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой аудитории предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы замечаем лишь общую сумму денежных дивидендов за год, без указания их источников, об объектах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартиры и страна их нахождения, а о конвертах акций и количестве счетов мы не понимаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против незапланированного апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и фирмы совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше перевести тонны бумаги на эту фиктивную антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех тех историй. Но декларирование состоит из трех элементов: выдача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, первой и первой компоненты работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот четвёртый элемент, качественная проверка, явным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах вышли в повсеместном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что кризис.подробной воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странытраницах граждане, обязанные забирать декларации, пытаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились переписывать имущество на родственников, нетрудоспособных детей, на правовых невесток и подруг… Но тут мы возвращаемся к второму тезису: ничего нового в подобном устремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если пить стремление и умение искать и проверять, все возможно. И последние предыстории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А предъявляемые узкой публике сведения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как показывают писательские расследования. Но то, что при непринятии лоббистского законодательства незначительная половина той информации, которая должна существовала бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — безусловная правда… Что же касается общемирового опыта — в разных странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу данной избиратель можеткушать получить более подробнейшую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой регулятор мог бы работать, если бы существовала заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы завизировали и денонсировали и которую надо выполнять, а с другой — кушать стремление выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его супруги и деда возникли проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: донесений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на угодье зарубежными счетами вообще существенно выросло большинство одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только появилась предыстория с взиманием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в государственном браке. И не только депутаты — среди сановников тоже таких хватает. Но вообще-то в межгосударственном праве пить нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с момента брака не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира знают прекрасно про этот трюк с разводом. Есть межрегиональная организация ФАТФ (Группа разработки бюджетных степеней борьбы с отмыванием денег, вырабатывается европейские стандарты противодействия отмыванию преступных доходов и ассигнованию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, надзору за отмыванием средств, которые, возможно, имеют отношение к прилюдным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ изучать разведенных супругов как предикатов проверки. В данном случае не столько на присмотр коррупции, сколько на присмотр отмывания, но, как известно, секретномтраница и отмывание ездят рука об руку…